Убийство в отеле «ЮЖНЫЙ». Глава первая (18+)

Рука затекла так, что начала болеть, и Полина поёрзала, пытаясь приподняться и выпростать её из-под себя. Тут же навалилась странная, еле сдерживаемая тошнота. Навалилась, заставила приоткрыть глаза и сползти с дивана в поисках места, где можно опорожнить желудок.

Комната, где Полина проснулась, точно не была её спальней в родной, привычной и знакомой до последней пылинки квартире. Да вся бы квартира поместилась в этой комнате.

— Наверное, я ещё сплю, — произнесла Полина, ощущая, что из-за сухости во рту язык прилипает к нёбу. — У меня точно всего одно окно в гостиной. И нет таких штор.

Шторы, не шторы — портьеры, почти полностью блокировали свет, льющийся с улицы, позволяя почти не щуриться. И это было хорошо, потому что казалось, открой она сейчас глаза полностью, и голова лопнет от боли. Нет, сейчас-то голова не болела, только так, чуть-чуть ломило в затылке. Но дёрнись Полина, шевельнись резко, даже если это будут просто распахнутые глаза, и всё. И боль снесёт, как незаметно глазу поставивший подножку хулиган.

Аккуратно оттолкнувшись обеими руками от мягкого светло-бежевого ворса ковра — ещё одна вещь, которой никогда не было в её квартире, — Полина выпрямилась, встав на колени, и оглядела комнату. Гостиница! Да. Она точно в гостинице.

Только в абсолютно нежилых «жилых» помещениях бывает такая… Полина задумалась, подыскивая слово, но не нашла. Чистота? Да нет, ею тут и не пахло.

Вон, на журнальном столике лежит открытая коробка, в которой ещё засыхают два куска пиццы. Сырный и пепперони. А где вторая коробка? Или это было ассорти? А под столиком — недопитая бутылка «Байкала». Полина ненавидела «Байкал» всей своей душой, потому что в детстве, том, которое она помнила, родители постоянно покупали только его. Не «Лимонад», не «Буратино» или любимую «Крем-Соду». Нет, только «Байкал», противный, пахнущий микстурой от кашля и на вкус точно такой же. Неужели больше выпить было нечего?

Вспомнив такой ненавистный вкус, Полина ощутила, как тошнота снова подкатила к горлу. Схватила за него, заставив ухватиться одной рукой за сиденье дивана, мягкое, почти живое на ощупь, и подняться с колен.

И тут же перед глазами открылось всё её падение. Ещё одна, теперь уже пустая, коробка из-под пиццы, валяющаяся на полу за диваном. Мокрое полотенце, словно слизень свешивающееся с сиденья стула с львиными лапами. И тёмное пятно под ним, ещё больше делающее полотенце похожим на мерзких существ, которые Полину заставляли собирать с клубники на огороде.

Она поморщилась, и тошнота подмигнула ей, заставив схватить ближайшую, кажется хрустальную, вазу.

Спазмы длились недолго. Наверное, потому, что в желудке оказалось пусто. Даже банальный желудочный сок отсутствовал как класс, похоже, став последним рубежом перед тем, как организм умрёт от обезвоживания.

Вытерев сухой рот и вернув почти чистую вазу на место, Полина огляделась. Обычно в таких местах есть холодильник, а в нём — вода. Вот только где?

Ещё раз вытерев рот и поправив задравшееся почти до талии платье, Полина принялась методично обшаривать шкафы. Два шкафа. В одном находились муляжи книг. Странное решение, можно ведь было и настоящие поставить. Что, у них в городе в библиотеке взять нельзя, если уж хотелось «под старину»? В другом — просто полки с посудой. Холодильника не было. И воды не было.

Вода! Целое море воды под краном. А кран — в ванной комнате! Полина хлопнула себя ладонью по лбу, в ушах тут же раздался звон, разнося боль по всей поверхности черепа. Даже зубы заныли, ругая хозяйку за самовредительство.

Дождавшись, что звон утих, а зубы решили дождаться более веской причины для нытья, Полина огляделась в поисках двери в ванную. Их тоже было две. Две двери. У одной на полу валялась винная бутылка тёмного стекла. Похоже, что вот она, причина тошноты и головной боли.

Полина подошла и, осторожно наклонившись, чтобы снова не пришлось хвататься за вазу, подняла бутылку. Она оказалась вымазана чем-то тёмным и липким. Похоже, когда открывала, пролила часть. В том числе и на себя — только в этот момент Полина обратила внимание, что платье вымазано так, словно она об него руки вытирала. Тёмно-бордовые пятна «украшали» часть светло-голубого подола и залазили на живот.

— Хрюша! — голосом воспитательницы выругала себя Полина. Та всегда называла девочек в их группе хрюшками, а мальчиков — поросятами.

А где пробка? Пробки нигде видно не было, зато из-под небольшого комода, как раз и являвшегося подставкой под вазу, торчала ручка какого-то странного предмета. Или не странного? Ручка на этот вопрос не отвечала, только манила теми же потёками, что и на бутылке. Может, это такая открывалка?

Снова наклонившись, уже увереннее, зная, что нужно чуть сильнее сделать упор на правый бок — так меньше тошнит, — Полина вытащила из-под комода штуку, которая больше походила на длинное шило, чем на открывалку для бутылок. Открывалке нужны рёбра, чтобы пробку зафиксировать и не выпускать, а эта была гладкой. Но в отсутствие другого инструмента и она могла сработать. При нужной ловкости. Только вот липкая.

Полина вспомнила, что искала ванную, и поняла, что стоит у входной двери в номер, а ей нужна другая. Она развернулась и пошла в противоположный конец комнаты-гостиной. То, что это точно не спальня и не место для сна, стало ясно ещё в самом начале, когда кроме дивана — совершенно точно не раскладывающегося и слишком узкого, — здесь были ещё только два кресла, стоящих напротив висящего на стене большого плоского телевизора, а ещё те самые комод, шкафы, стул и столик.

За дверью обнаружился небольшой тамбур с ещё двумя дверями: налево и направо.

Дверь налево оказалась закрыта и никак не поддавалась. Полина даже попыхтела немного, пытаясь сдвинуть её, не выпуская из рук бутылку и открывалку, но ничего не вышло, словно с той стороны к ней привалился великан ётун и не пускает внутрь. Почему она вдруг вспомнила именно о нём, Полина ответить бы не смогла — просто подумалось, что стоит там, за дверью, огромный синий, прижал её пальцами одной ноги, и смеётся, глядя на её потуги. А смех такой противный, от напряжения превращающийся в звон в ушах. Вот вечно так: она старается, а ничего не выходит. И даже если выходит — это просто так, стечение обстоятельств, не больше.

Махнув рукой, Полина толкнула противоположную дверь, и та легко открылась. Створка стукнулась о мягкий стопор на полу, не давая ручке испортить стену вмятиной, открыв доступ к огромной, даже не двух — трёхместной кровати.

— Ого! — не смогла удержаться от комментария Полина. — Такую бы мне, и ну его, этот блог!

Кровать словно согласилась, колыхнув простынёй, неаккуратным кулем лежащей почти в самом её центре. Интересно, чем она — Полина — тут занималась, что всё настолько скомкано? Она во сне обычно даже не ворочалась: в какой позе заснула, в той и просыпалась. Детдомовское воспитание и тут давало о себе знать. Или она была не одна? Тогда где другие?

Звон в ушах усилился, а ваза осталась там, позади.

Быстро шагнув внутрь спальни, Полина заметила справа приоткрытую дверь и нырнула её спасительную темноту.

Под потолком тут же ярко загорелись лампы, усиливая резь в глазах и звон в ушах. И Полина даже не заметила, как оказалась сидящей в обнимку с унитазом. Ну, хоть нужное помещение она отыскать смогла.

Поднявшись, наконец-то прополоскав рот, просто сунув голову под довольно высоко расположенный над раковиной кран, Полина огляделась и увидела чистый белый банный халат, висящий на одном из крючков. Такой как раз подойдёт, чтобы привести себя в порядок и застирать платье. Не может же она пойти домой в таком вот виде!

Тошнота прошла, головная боль снова затаилась, почти не давая о себе знать, и, раздевшись, Полина залезла в душ.

Это было наслаждение — стоять вот так, под прохладными струями, не думая ни о чём, не вспоминая вчерашний вечер… Кстати, а что было вечером?

Полина помнила, как Игорь привёз её на пресс-фуршет и уехал по своим адвокатским делам. Она пообщалась с теми, кого Лопухин пригласил, потом всё закончилось, прессу отправили на выход, а ей предложили остаться. Дорон подошёл и предложил. Вроде, она — его гостья. А какая гостья, если они только-только познакомились? Это Олега она знает уже чёртову тучу времени, пусть он и делает вид, что видит в первый раз.

— Полина… — Дорон отпустил её руку, которую перед этим по-джентльменски — или по-гусарски, тут она ещё не определилась — поцеловал в запястье.

— Можно просто Полина, — улыбнулась она ему.

— А меня можно просто Максим. Полина, мне сказали, что вы в Вишнегорске самый известный блогер.

— Самый скандальный.

— И это тоже сказали. Я бы хотел предложить вам поработать с нами.

— Поработать?

— Взять интервью у Олега. И вам пиар, и нам польза — реклама нового клипа от человека, далёкого от данной индустрии.

— Не такого уж и далёкого.

— У вас есть подходящее образование и опыт?

— Нет, только несколько критических видео.

— А, это чистая вкусовщина. Зато никто не скажет, что видео постановочное.

— Хотите сказать, я смогу задавать любые вопросы?

В этот момент стоявший рядом Олег поперхнулся, разом показав, что он точно её узнал.

— Абсолютно.

— Что ж, я не против. Когда?

— Думаю, завтра мы с вами свяжемся и назначим время и место. Кстати, а сняться в клипе вы не хотите? У нас как раз основная актриса приболела.

— Вот это нет. Я в кадре слишком деревянная.

— Ну, на нет и суда нет, как говорится…

А дальше? Что было дальше? Кажется, вечеринка из тихого мероприятия постепенно превратилась во что-то скандальное? Или это она просто додумывает, вспоминая тот скандал за стеной? Что там случилось?

Появилась непонятно откуда взявшаяся Регина Звёздная. Да какая она Звёздная? Так, очередная, таких много — с одним-двумя шлягерами, дальше которых дело не пошло. И личико симпатичное, с совсем не русскими — каталонскими чертами, не помогло. И вот ведь штука, везде эта Регина хвасталась, что ни одной пластики не сделала, всё от природы. Полина искала, думала состряпать разоблачение, поймать певичку на вранье, но ничего не нашла. Похоже, что не врала. Или очень хорошо скрывалась.

Ну появилась, поругались они с Дороном. Стандартные обвинения, ничего нового. Все прекрасно знают, что всё в шоу-бизнесе продаётся, без денег никуда не пробиться. Даже те, кто считаются мегапопулярными и мегауспешными, на самом деле заплатили кому надо. Полина бы тоже заплатила, переехала в столицу, начала бы ходить на Патрики, посещать рауты, подружилась бы с парой-тройкой звёзд, так, чтобы входить к ним в гримёрки без стука…

Потом… Потом появился ещё кто-то. Кого она не знала. Голос вроде бы был знакомым, но не так, чтобы очень. Что-то такое… В голове внезапно всплыла мелодия и слова:

— Плавящийся город своим танцем горит, мы станцуем ночь и не остановимся… — пропела Полина, глотая слова вместе с попадающими в рот струйками льющейся из душевой лейки воды.

Иван Ломов! Точно! А он что там делал? Хотя да, он же в последнее время постоянно с Региной таскается. Утверждает, что она — любовь всей его жизни. Ага. Сначала одну бабку бросил, потом — вторую. Теперь вот помоложе выбрал. Сколько у них разница в возрасте? Пятнадцать лет? Нет, кажется, поменьше. Но не меньше десяти.

Тогда понятно, что там было. Вступился за честь оскорблённой дамы сердца и полез в драку с Дороном. Но при чём тут бабуин и фанатки, о которых сказала Регина? Дорон мелковат для бабуина. Нет, он вполне ничего такой себе, но обычный, и фанаток у него точно нет. А вот Олега можно назвать бабуином. То есть получается, что Иван вступился за Регину, а Олег — за Максима?

Случилась драка. Но её никто не видел, кроме участников. Почти сразу после ей тот официант, Матвей, кажется, принёс ключ от номера, и она ушла.

А дальше? Что было дальше?

Полина даже замерла с ладонями на лице, пытаясь вспомнить, что произошло после того, как она вышла из шумного ресторанного зала в фойе гостиницы. Она помнила светлые стены, людей, кажется, в лифте. Или не в лифте? Или это были не люди, а кадки с растениями? Всё плыло.

Память плыла, словно потёки воды по плитке перед нею, не желая раскрывать то, что превратилось в тайну, и Полина сдалась.

Она смыла остатки пены, потянулась и сняла с крючка полотенце, быстро вытерлась и, завернувшись в халат, оказавшийся уже минимум один раз одетым — интересно, когда она успела? — вышла в спальню. Бутылка и открывалка остались валяться на полу. Платье одиноко повисло на бортике раковины, теперь больше всего напоминая сдувшегося слизня из гостиной.

Сейчас спальня показалась Полине неаккуратной и неустроенной. Сразу стало понятно, почему она не осталась здесь, а спала на диване, совсем не приспособленном для такого отдыха.

Хлопнула створка приоткрытого окна, занося в комнату солёный морской ветер. Намечается шторм? Но вроде в прогнозе ничего подобного не было. Но тогда надо бы побыстрее собраться и вернуться домой, потом дорогу перекроет, и в посёлок будет почти не проехать. Да и не повезёт никто, а бесконечно дёргать Игоря не хочется, она и так всех его девушек уже, кажется, распугала.

Но сначала — хотя бы немного прибраться, а то придёт горничная, а у неё тут бардак. Сразу же слухи обязательно пойдут по городу, что Полина Алова, популярный и скандальный блогер, неряха. Стыда не оберёшься! Нет, надо хотя бы постель заправить и мусор собрать.

Полина наклонилась над кроватью, чтобы разобрать ком постельного белья и внезапно заметила, что оно тоже заляпано чем-то бурым. Неужели она здесь бутылку открывала? Она?! Придётся всё нести в стирку. Вот позорище-то!

Простыня, заправленная под матрас, зацепилась, не желая выскальзывать, Полина сделала два шага, чтобы обойти кровать и освободить её, и застыла.

На полу, ничком, уткнувшись лицом в высокий ворс ковра лежал Олег. Халат на нём задрался так, что были видны ямочки над почти не прикрытыми плавками подкачанными ягодицами. Почти такими, какие Полина и запомнила. Почему-то именно они в первую очередь привлекли её внимание. И только после — то, что он не шевелился. Не дышал.

Она ненавидела его, но дёрнулась, упала, понимая, что всё равно не сможет сейчас сбежать, бросить. Упала, почти не замечая, что изо рта словно из сломанного динамика раздаётся хриплое:

— Нет! Нет! Нет!

А после сделала усилие, перевернула бывшего парня на спину и отшатнулась. Упасть назад не дала оказавшаяся за спиной стена, поддержавшая Полину, трясшуюся словно в ознобе, повторявшую только:

— Нет… нет… нет…

Этого просто не могло быть. Да, она ненавидела его, но не могла убить. Она никогда никого не убивала. Она просто не могла… Это не она!

— Это не я! Не я… не я…

Распахнутый на груди Олега халат был пропитан тёмно-бордовым. Таким же, каким и ковёр, на котором тот лежал. Получается, что бутылка, открывалка… А открывалка ли? Платье. Всё это — кровь? Не вино, не что-то другое. Кровь. Подбородок чернел успевшим налиться синяком. Костяшки правой руки оказались содраны.

Неужели она с ним… а после…

Нет, надо вызвать скорую. Может, ещё не всё. Может, они успеют и спасут. Может… И полицию, обязательно полицию. Они найдут, кто это сделал, докажут, что не она. Это ведь не она! Нет!

Полина попыталась встать, опершись руками в стену, но ноги не держали. Снова накатила тошнота. На этот раз вырвало полноценно — водой, почти чистой, не испорченной остатками желудочного сока. Тело сотрясали конвульсии, забирая остатки сил и самообладания.

Полина повалилась на пол и завыла, не понимая, что делать дальше, и почти не почувствовала, как ей на плечо легла рука, и не услышала, как чей-то очень знакомый голос произнёс:

— Фельдшера и скорую сюда. — А потом добавил: — И полицию.